Когда речь идет о квир-сообществе и защите их прав, одним из первых грузинских политиков, который приходит на ум — это Тамар Кордзая. В преддверии выборов «Queer» связалась с ней и спросил, что она думает о совете по этике и гендерным вопросам, сексуальных домогательствах и способах решения проблем квир-сообщества.
«Самая большая проблема ЛГБТ-сообщества — преодоление отчуждения и страха в обществе. Если будет преодолен страх отчуждения, думаю, таких проблем больше не будет, хотя преодолеть это очень сложно. Мы до сих пор не понимаем, что свободное присутствие в обществе ЛГБТ-людей не представляет угрозы. Люди не хотят этого видеть, потому что эти стереотипы поддерживаются распространяемой ложной информацией, они подпитаны этим страхом перед сообществом, а механизмы противодействия этому очень слабы. Некоторые политические партии теперь понимают, что им уже нужно сделать шаг и не становиться заложниками гонки за голосами. Я помню правильный поступок Ники Мелиа, который вышел и сказал, что ему не нужен голос угнетателя.
Совет по этике практически бездействует, хотя, на мой взгляд, в условиях этого парламента им есть чем заняться. Я лично подала заявку на членство в Совет по этике. Что касается Совета по гендерному равенству, то здесь разрабатывают планы и вроде даже их реализовавают, но на самом деле эти планы также являются шаблонными. Планы пишутся, но мы видим, что ничего не делается. Когда в Совете по гендерному равенству есть председатель, который не видит проблемы в том, что его или ее коллега-мужчина касается рукой своей коллеги-женщины и оправдывает этого человека, невозможна гендерная чувствительность. В парламенте есть женщина-попечитель. Почему? Потому что если женщина поступает несправедливо или нарушает правила, к ней должна прийти женщина-исполнитель, а не мужчина-исполнитель. Следовательно, Совет никак не реагирует на нарушение стандартов и напротив — полагает, что женщина поступила плохо. Так что я не верю в реформы такого Совета по гендерным вопросам.
Кроме того, у нас очень много изменений в законодательстве, НПО усиленно работают над совершенствованием этих законов. В закон о сексуальных домогательствах были внесены поправки, но на самом деле ничего не делается для создания институциональных механизмов реагирования на сексуальные домогательства в государственных учреждениях. Механизм эффективен только тогда, когда о нем можно говорить публично и не потерять работу. Внутренний механизм принят двумя организациями — Бюро государственной службы и Государственной инспекционной службой. Есть и недостатки, но главное, что как минимум два агентства изъявили свою волю.
К сожалению, даже в парламенте у нас нет таких механизмов, посредством которых было бы возможно законно реагировать на случаи сексуальных домогательств с соблюдением принципа защиты конфиденциальности. Для этого недостаточно просто наличие Совета по гендерному равенству или этике. Например, Совет по этике рассмартвает действия членов парламента, но в парламенте есть множество должностей, которые занимают не парламентарии. Возможно же, чтобы Совет по гендерному равенству все же инициировал в парламенте создание образцового инструмента против сексуальных домогательств. Если человек впал в отчаяние из-за домогательств на работе, его жизнь уже разрушена, и только после этого он начинает говорить об этом, значит в государстве нет эффективных механизмов против сексуальных домогательств. Основная цель — не примерное наказание обидчика или наложение каких-то штрафов. Основная цель состоит в том, чтобы человек смог защитить свои права таким образом, чтобы потом ему не требовалось восстановление.
Все органы самоуправления обязаны иметь сотрудника, который будет заниматься вопросами гендерного равенства, и все вопросы будут рассматриваться этим лицом в контексте гендерного равенства. Когда я начала изучать этот вопрос, стало ясно, что неэффективный механизм часто не работал, и никто не понимает, как он должен рабртать. Совет по гендерному равенству никак не реагировал, когда в Избирательный кодекс вносились поправки. Остается только довольствоваться постановлением Конституционного суда, согласно которому при голосовании один из трех должен быть лицом противоположного пола. Все это означает, что у нас нет прогресса в этом направлении, у нас такая же ситуация, как и раньше, например, в 2015 году.
Для меня образец — Нино Болквадзе, которая участвовала в выборах — она вышла и сказала, кто она и чем хочет заниматься. Оказалось, что она намного умнее и квалифицированнее, этичнее других политиков, сохраняет выдержку при нападках, не впадает в ярость и лучше подготовлена. Правда, желаемого результата ей достичь не удалось, но и другие, пришедшие в политику с гомофобными текстами, тоже не преуспели.
Например, последним был Вато Шакарашвили. Общественность не желает видеть в политике тех, кто говорит с ненавитсью. Если вы приходите в политику ради прогресса, вы должны идти на созидание, а когда вы приходите из-за ненависти и разрушения, — даже ради разрушения жизни одного человека, — если вы говорите, что кто-то должен сидеть дома и не выходить, вы разрушаете чью-то жизнь. Поэтому глубоко внутри общество этого не хочет — это можно увидеть, в этом можно убедиться».
Автор: Тамар Кутателадзе
