Если вы не слышали «Жизненный подкаст-застолье» живущих в эмиграции, грузинских квир-людей Натии Гвианишвили и Тини Ногаидели вино, дудук, женщины, вы пропустили обсуждение квир и феминистских тем, в том числе грузинских социальных особенностей, прошлого опыта и часто превосходных комических ситуаций. Кроме того, авторы подкаста используют свой личный или активистский опыт и рассказывают о сложные темах просто и понятно.
Натия Гвианишвили, главная героиня нашей статьи, в течение 8 лет занималась грузинским квир и феминистским активизмом, прежде чем решила покинуть страну, но не бросила поприще защиты прав человека даже после эмиграции. На протяжении многих лет она была свидетелем почти всех важных событий, которые привели к улучшению прав ЛГБТК. Еще до правозащитной деятельности был процесс самоопределения и решения заняться активизмом даже в то время, когда публичные выступления по вопросам ЛГБТК были особенно опасны.
Самопознание в среде, где нет квир-проблем
В то время члены ЛГБТК-сообщества делились на две категории — лесбиянок и геев, а о трансгендерах фактически и речи не было. Это обсуждение проходило в основном шепотом и в негативном свете. Следовательно, из-за всего этого я потратила на самоопределение гораздо больше времени, чем обычно требуется сегодняшней молодежи.
«Я, как человек 1986 года рождения, столкнувшись с экономическим кризисом, общей бедственной ситуацией и без интернету, имела гораздо меньше доступа к информации. Практически невозможно было самостоятельно получить информацию о сексуальности, а в школьной программе и в помине не было полового воспитания. В то время члены ЛГБТК-сообщества делились на две категории — лесбиянок и геев, а о трансгендерах фактически и речи не было. Это обсуждение проходило в основном шепотом и в негативном свете. Следовательно, из-за всего этого я потратила на самоопределение гораздо больше времени, чем обычно требуется сегодняшней молодежи. К счастью, мне повезло и в моей семье не было гомофобных настроений. Когда я в подростковом возрасте я спросила, что такое гомосексуальность, мама посадила меня и объяснила в нейтральных, научных терминах. Я не говорю, что у моих родителей не было стереотипных установок, они, естественно, были у них на основе информации и знаний, полученных ими в советской системе того времени. Тем не менее с их стороны не было отношения неприятия или ненависти, что облегчало мне принятие себя», — вспоминает Натия 90-е, когда вопросы ЛГБТК не обсуждались или обсуждались в негативном свете — шепотом, и тот период, когда впервые возникли вопросы о собственной сексуальности.
«Впервые о том, что я не гетеросексуальна, я начала думать в возрасте 15-16 лет. Но очень долгое время я думала, что это была фаза, которая была частью моего развития и что это «пройдет». Так что я даже своим друзьям об этом ничего не говорила. Ждала, когда же мне понравится парень, чего конечно же так и не произошло. Потом пришло осознание, что это не тот этап, который пройдет. Я никогда не искала какой-либо конверсионной помощи, потому что думала – либо это пройдет, либо мне придется согласиться, что это то, что есть. В конце концов я нашла согласие с самой собой. Мне было 22-23 года, когда я присоединилась к организации. Процесс был таким, и это сложно, когда ты один, но хорошо, что у меня не было никакого давления со стороны моей семьи. Когда я впервые задавала вопросы, я воспринимала их как часть своего внутреннего мира и не стала искать ответы извне, хотя грузиноязычных материалов о сексуальности фактически не существовало и источники были на иностранных языках. Мой первоначальный подход, который, вероятно, был своего рода защитой, заключался в том, чтобы отказаться от поиска ответов. Позже Inclusive Foundation и I Magazine стали источниками, которые стали для многих способом найти информацию о собственной сексуальности. В студенчестве находить информацию стало намного проще, и я встретила много людей, и с человеком, который мне понравился, я познакомилась вне квир-окружения. Мы познакомились в совершенно другой группе, и сразу поняли, что понравились друг другу. Я многому у нее научилась, а позже узнала от нее об организации».
Приход в Inclusive Foundation — начало активизма
Я поняла, что общество заставляло меня молчать, и мне было трудно с этим свыкнуться. Я хотела, чтобы злободневные для меня вопросы, важные для знакомых темы или опыт людей, пришедших в офис, публично озвучивал член сообщества.
В активистскую деятельность она включилась с 2009 года. Вскоре после прибытия в Объединенный офис Inclusive Foundation и WISG она заинтересовалась правозащитной деятельностью и, несмотря на риски, решила публично заявить о своей сексуальной ориентации. Как она вспоминает, обсуждение вопросов ЛГБТК без квир-людей часто происходило с меньшей деликатностью, и она не могла справиться с ощущением, будто общество пытается заставить ее замолчать.
«Я занимаюсь активизмом с 2009 года. Когда я присоединилась к организации, Фонд «Инклюзив» и Группа поддержки женских инициатив (WISG) делили офис, где проводились показы фильмов, обсуждения, а члены сообщества просто собирались в безопасном месте. До этого мне помогало то, что я знала английский и могла искать информацию, хотя в тот период я познакомилась с людьми, заинтересовалась феминистским активизмом, квир и феминистской теорией или дискуссией. Сначала я занимался организацией встреч и другой деятельностью, позже была сформирована организация “Идентичность”, и я работала там, затем снова вернулась в WISG.
Несмотря на риски, я решил заняться активизмом и публично выступить по нескольким причинам. Первая причина заключалось в том, что семья знала о моей ориентации и, несмотря на их логические опасения, мне не приходилось ничего скрывать, что давало мне свободу публичных выступлений. Вторым фактором было то, что из-за сложности каминг-аута любое обсуждение проходило без нас и о наших правах говорили либо гомофобы, либо сторонники сообщества. Был ряд случаев, когда члены сообщества активно освещали вопросы ЛГБТК-прав через средства массовой информации, что вызывало у меня чувство беспомощности. Я понимала, что общество заставляет меня молчать, и мне было трудно с этим свыкнуться. Я хотела, чтобы нужные мне вопросы, важные темы для знакомых или переживания людей, пришедших в офис, были публично озвучены членом сообщества и чтобы люди услышали наш голос», — отметила Натия рассказывая о своей активности, публичности и каминг-ауте.
Первое столкновение с системой и атака на квир-людей, которое не обеспокоило государство
Грузинские ЛГБТ-люди не волнуют ни одно правительство, а в то время нападения на квир-юдей вообще никого не волновали.
Она одна из первых открытых лесбиянок, которая активно работает по защите ЛГБТК-прав в сферах исследований, мобилизации сообщества и адвокатирования. Она была на акциях протеста в 2012 и 2013 годах, когда на ЛГБТ-людей нападали, но с безразличием системы, более того – с насилием она столкнулась еще в 2009 году, во время облавы на офис Inclusive Foundation.
«В 2009 году, когда на офис Inclusive Foundation прошла облава полиции, я уже занималась активизмом. Мы готовились к закрытой выставке и часто проводили вечера в офисе. Меня в тот день не было на месте и я писала друзьям, которые мне не отвечали. Потом один из моих друзей написал мне и сообщил, что полиция провела обыск в офисе. Потом от них не было никаких сведений. Оказывается, у активистов отобрали телефоны и несколько часов подвергали унижающему достоинство обращению и угрожали общественным резонансом. На следующий день я приехала на место, и офис был перевернут. ЛГБТК-сообщества — это инструмент политической спекуляции в Грузии. Я знала, что мы живем в гомофобной среде, хотя это было первое столкновение с системой, которая не расследовала эти незаконные действия. Грузинские ЛГБТ-люди не воспринимаются правительством, и в то время они еще более равнодушно относились к нападениям на квир-людей», — вспоминает она о рейде в Inclusive Foundation и рассказывает о поддержке международного сообщества в борьбе с равнодушием правительства.
Прозападный курс страны и поддержка международного сообщества
ЛГБТК существовали всегда и везде, когда не видишь помощи от государства, ищешь поддержку в другом месте.
«Я не принимала активного участия в правозащитном процессе в 2009 году, но с тех пор международное сообщество стало самым активным сторонником квир-организаций. Для людей, занимающихся активизмом, особое значение имеет вознаграждение, офис, помощь во взаимодействии с ведомствами. В то время у нас уже были отношения с дипломатическим корпусом. После «революции роз» страна четко выразила желание приблизиться к западному пространству, и были обязательства при постоянной поддержке западных партнеров, хотя в последнее время этот процесс становится все более инклюзивным. Причиной этого являются изменения в обществах, представленных различными правозащитными институтами. Большая поддержка была и в 2012, и в 2013 годах, потому что были недвусмысленные факты насилия, а также говорили об ограничениях права на свободу собраний и самовыражения, свободных от насилия условиях жизни, поэтому реакция международных партнеров и посольств была ощутимой. Права ЛГБТК активно используются ультраправыми, жестокими группами для очернения Запада, как будто вопросы ЛГБТК — это «подброшенная» с Запада тема. Но конечно же, это не так. ЛГБТ-люди существовали всегда и везде, когда вы не видите никакой помощи от правительства, вы ищете поддержки в других местах, в том числе в странах, которые уже прошли через тот же процесс».
Необратимый прогресс и политический процесс, затрудняющий достижение равенства
На контракции в 2013 году было очень много людей, которых я не могла однозначно отнести к мобилизованной группе, а 5 июля мы увидели хорошо организованную группу ультраправых, приехавшую на место избивать людей. Это свидетельствует о том, что агрессивные группы больше не пользуются широкой общественной поддержкой.
Говоря о прогрессе, достигнутом с 2000-х годов, она вспоминает ряд важных достижений. По ее словам, главное изменение — это появление пространств для общения и облегчение доступа к информации.
«Прогресс — это необратимый процесс. Молодежь гораздо лучше понимает важность равенства, у нее гораздо больше возможностей для поиска и обработки информации. Политический процесс можно замедлить, но нельзя остановить изменения. В 2009 году, когда я шла в офис Inclusive, меня беспокоило, что я могу столкнуться с кем-то знакомым. Сегодня это менее актуально. Тогда не было пространств, а сейчас не только офисы ЛГБТК-организаций в безопасности – есть еще и бары, клубы, инициативы, в которых люди объединяются по интересам. Особое значение имеют инициативы в регионах, которые дают возможность активистам самоутвердиться, так как часто этот процесс носит пока централизованный и пусть и малочисленный характер, но инициативы в регионах существенно меняют ситуацию. Сообщество также значительно изменилось, и идеологические линии стали более четкими, поэтому люди с разными мнениями могут не соглашаться, но это интересный процесс, который облегчает обсуждение политики видимости и других важных вопросов. Понятно, что есть гораздо более мощные организации и отдельные активисты в Тбилиси или в регионах, что безусловно важно. Законодательная база в какой-то момент особенно активно стала совершенствоваться, что опять-таки заслуга организаций и активистов» — говорит Натия, а также указывает на значительное улучшение в работе СМИ. Однако она отмечает, что зачастую прогресс не находит широкого отражения ни в образовательном пространстве, ни в законодательной базе: «Кроме того, трансформировалась медийная среда и стало намного больше СМИ, более объективно освещающих острые вопросы. По-прежнему существует фасадно-объективный подход к скандальному освещению, когда предполагается, что правозащитники и Гурам Палавандишвили — это две стороны. Хотя подобный подход нынче применяется относительно редко. Проблема в том, что эти изменения не нашли широкого отражения в системе образования. Патриархия и грузинский политический спектр имеют большое влияние, особенно люди в нынешнем правительстве, которые консервативны в квир и феминистских вопросах. Тем не менее, я думаю, люди меняют свое мнение и понимают, что спекуляции на квир-темах и подкрепление стереотипов ультраправыми группировками – это разнос с реальностью. Между 17 мая 2013 года и 5 июля прошлого года есть большая разница. На контракции в 2013 году было очень много людей, которых я не могла однозначно отнести к мобилизованной группе, а 5 июля мы увидели хорошо организованную группу ультраправых, приехавшую на место избивать людей. Это показатель того, что агрессивные группы больше не пользуются широкой общественной поддержкой, что для меня особенно важно. Еще одним заметным изменением является активизация разговоров о социально-экономических правах, потому что в начале активистской деятельности политика идентичности была центром и реакцией на непосредственные угрозы. Однако со временем мы поняли, что угнетение усиливается на социально-экономической основе. Во время пандемии проблема бедности в квир-сообществе получила дополнительное освещение и активизировалась дискуссия. Все вышеперечисленное является признаком прогресса, но нынешние политические процессы тормозят это улучшение, правительство не способствует переменам, оно не заботится о социальных изменениях, даже при совершенствовании системы образования, доработке и внедрении правовой базы».
Размытая грань между активизмом и личной жизнью
Моя жизнь была полна активности, что кажется естественным – я лесбиянка, и моя повседневная деятельность напрямую связана с моей жизнью, жизнью моих друзей, многие из которых являются членами сообщества. Однако при этом состоянии остается только активистская деятельность, а остальное как бы утрачивает ценность.
Активизм — это постоянное напряжение, особенно когда пытаешься трансформировать выраженно гомофобную среду и уже не можешь распределять свои ресурсы на все сферы, в которых важны разговоры и работа. Натия Гвианишвили рассказывает, что в течение многих лет у нее не было никакого механизма борьбы с этим, что, по сути, стирало грань между активизмом и ее личной жизнью, что и стало предпосылкой для выгорания.
«Я с горечью усвоила урок важности механизмов преодоления, потому что долгое время у меня не было выхода. Меня часто одолевал гнев, способ справиться с которым заключался в том, чтобы преобразовать эту агрессию в созидательную энергию, использовать как средство для изменений. Я не задумывалась о многих вещах, в том числе о том, как расточительно трачу собственные ресурсы. По сути, я стерла грань между личной жизнью и активизмом. Моя жизнь была полна активности, что кажется естественным – я лесбиянка, и моя повседневная деятельность напрямую связана с моей жизнью, жизнью моих друзей, многие из которых являются членами сообщества. Однако при этом состоянии остается только активистская деятельность, а остальное как бы утрачивает ценность, что и привело к выгоранию, депрессии, тревожному расстройству, с которым я до сих пор пытаюсь бороться. По моему опыту, я также советую другим сначала подумать о том, каковы их механизмы преодоления. Это может быть просто отдых, отключение от соцсетей или время от времени поглядывать за текущими процессами, так как невозможно заниматься активизмом 24 часа, терпеть, и не упасть в какой-то момент», — вспоминает Натия.
Переезд из страны, чтобы увидеть себя за пределами активизма
У меня было ощущение, что я хожу по кругу, делаю что-то по инерции и не могу развиваться. Особенно важно было увидеть себя за пределами активизма, чего я сделать не могла.
В 2017 году Натия Гвианишвили уехала на учебу в Швецию, чему предшествовали 8 лет активистского стажа и немало несправедливостей, в связи с которыми они не могли найти справедливости. Поняв, что хочет видеть себя вне активизма, она решила поехать за границу на стажировку.
«В 2017 году, когда я уезжала из страны, я снова была на грани выгорания. Уже были события в 2012 и 2013 годах, когда мы не могли найти никакой справедливости, это усугублялось гибелью нескольких трансгендерных женщин членов сообщества, некоторые из которых были насильственно убиты или из-за социального статуса, причиной смерти становилась бедность. Все это воздействовало на меня и заставляло чувствовать, что я хожу по кругу, что-то делаю по инерции и не в состоянии развиваться. Особенно важно было увидеть себя вне активизма, что мне не удавалось. К этому добавилась постоянная перегрузка при работе в негосударственном секторе, обилие работы и нехватка ресурсов. Существуют различные способы и проекты, которыми вы можете заполнить пробелы, и постоянный стресс привел меня к решению временно что-то изменить. Я получила стипендию для изучения мировой политики в Швеции, что было интересно из-за моего опыта адвокатской деятельности. Я думала, что останусь на год, но во время учебы появилась возможность трудоустройства в местной организации, которая занимается международными вопросами, в том числе ситуацией в странах Восточного партнерства. Я знала много людей в активистском пространстве в Грузии, и большой проблемой здесь было то, что мне нужно было начинать с нуля, что было еще одним фактором, поэтому меня заинтересовала вакансия, да и вообще, меня интересовала ситуация в регионе и я хотела работать не только в Грузии, но и в других странах. Я по-прежнему работаю в сфере адвокации в этой организации, активно общаюсь со структурами ООН и работаю над вопросами стран Восточного партнерства, сейчас над конкретной ситуацией в Украине», — рассказала Натия о решении покинуть страну, и добавила, что эта история сопровождалась угрызениями совести. В Грузии остается община, с которой у нее прочные связи, но не менее важной она считает работу по вопросам стран Восточного партнерства: «Отъезд из страны сопровождался угрызениями совести, потому что я знала, что оставшимся в Грузии проходится ежедневно сталкиваться с трудностями. Мне потребовалось много времени, чтобы принять тот факт, что я человек и я имею право принимать правильные для себя решения. Я не ушла из активизма, и я думаю, что работа представителей разных стран в международных организациях вносит в политический контекст вклад, и я считаю что мой вклад в этом направлении тоже важен. Моя община находится в Грузии, у меня много связей и после отъезда я многое переоценила и оценила, я издалека увидела, как много сделано и поняла работу товарищей, которые сделали, делают многое и помогают внести большие изменения. Мне было трудно и до сих пор трудно анализировать, как я могу быть вовлечена в грузинский активизм, и я думаю, что люди в эмиграции обязательно должны сказать свое слово. Но в то же время мы должны учитывать, что мы больше не в повседневности Грузии, в которой живут другие оставшиеся члены сообщества. У меня уже нет стопроцентного восприятия процессов, которые там происходят каждый день. Я ежедневно узнаю о ситуации, но на уровне ощущений я все еще оторвана от нее. Следовательно, трудно соблюдать баланс, определить позицию, с которой я могу свободно говорить на локальные темы. Я всегда ищу способы принять участие, но в первую очередь это вопрос уважения — не учить кого-то уму-разуму и не делать предположений».
Свободные высказывания с помощью квир-подкастов
Быть квир очень сложно, но в этом тоже много счастья и люди способны делать открытия, видеть что-то позитивное.
Подкаст Тини Ногаидели и Натии Гвианишвили стартовал в ноябре прошлого года. По словам Натии, это была возможность наладить контакт с оставшимися в Грузии членами общины, выпустить накопившийся за годы цинизм и с юмором поговорить на острые темы.
«Я участвовала в серии подкастов феминистских стримов и с того периода я люблю это делать, люблю общаться с людьми и в то же время восполнять пробел в отношениях с грузинским сообществом с помощью «Вино, дудук, женщины». Давным-давно у меня был анонимный блог, где я писала о сексуальности, и многие люди связывались со мной и рассказывали, насколько для них важно то, что я делаю. И уже тогда, когда я начала выступать на публике и получать положительные отзывы от неизвестных членов сообщества, что было не менее важно. Я считаю, правильно создавать похожий контент на определенные темы. Мы с Тини встретились в Стокгольме и подружились. Как-то вечером мы говорили об активизме, и идея подкаста возникла у меня, собственно, из шуток. Тинпози — экспрессивный, экстравертный человек, я гораздо спокойнее, интровертнее, и в подкастах чувствуется схожая динамика, мы уравновешиваем друг друга. Мне было важно сказать что-то через юмор, потому что долгое время, когда я была в постоянном стрессе, мне было сложно шутить на некоторые темы, я слишком серьезно ко всему относилась. Подкасты выплеснули накопленный годами сарказм, и этот процесс сопровождается самокритикой и самоиронией. Юмор помогает легко донести до людей серьезные темы, особенно в суровых условиях. По сути, проблемы были освещены до того, как были освещены новости о насилии, и недавнее увеличение положительной видимости важно, чему мы также способствуем с помощью этого подкаста», — рассказывает нам Натия о подкасте и в конце разговора выражает солидарность с грузинами, — «я должна поблагодарить участников сообщества за обратную связь, за одобрение, потому что это означает, что мы делаем что-то правильно. Хочу выразить солидарность с любым членом сообщества в Грузии, потому что быть квир очень сложно, но и счастья много и люди способны делать эти открытия, видеть что-то позитивное».
Вы можете послушать «Вино, дудук, женщины» на dudukiqalebiii.buzzsprout.com, Spotify и Amazon Music.