Я Натали Чинчараули, 20-летняя лесбиянка и бывшая квир-активистка.
Детство и активизм
У меня было обычное детство, и я была самым обычным ребенком. Я любила готовить и экспериментировать. Помню, как растапливала шоколад и придавала ему разные формы. Еще у меня был образец для подражания, сын сестры моего дедушки — он всегда был особенным, одевался хиппово. Я помню, как он говорил с мамой о вещах, о которых я даже не слышала. Он всегда нарушал стандарты, был простым и в то же время очень разным. Подсознательно я ему подражала. Он и сейчас такой, и я его очень ценю.
У меня никогда не было запретов, я вела себя так, как вела. Мне было 15 лет, когда я влюбилась в девушку, до этого я думала, что я пансексуал, потому что мне в детстве очень нравился один длинноволосый мальчик. Но потом, со временем, с учетом отношений и интересов, даже то, что мне не нравился запах парней и все, что с ними связано, я поняла, что я лесбиянка.
Мне было 16 лет, когда я занялась активизмом. Я была на фестивале «Young Greens», мне понравилась их идеология, я заполнила анкету, мне позвонили и я пришла. Так все и началось, а затем я стала квир-активисткой. Мне всегда нравилось получать неформальное образование, посещать тренинги, встречаться с людьми и узнавать, какие услуги предоставляют неправительственные организации. Я до сих пор участвую в этой форме активизма, где предоставляются услуги. Протест вообще не моя тема.
Каминг-аут
Все в семье знают о моей ориентации. Сначала я сказал своим дяде с тетей, они молодые и очень поддерживают меня. Моя мама всегда знала, что я занимаюсь квир-активизмом, я читала ей статьи на эту тему, кое-что рассказывала и как активистку она меня поддерживала. То, что я квир, она не знала, но я закладывала основу для того, чтобы у нее была положительная реакция. Что касается каминг-аута, то все узнали тогда, когда мы давали интервью для одного из каналов, где нужно было говорить о социальных проблемах и услугах, которые доступны для квир-людей. Я рассказывала, как эти услуги помогают людям. Хотя, я много раз просила журналиста сделать акцент только на услугах, в итоге материал смонтировали так, , что я оказалась лесбиянкой, которую надо пожалеть. На это последовала очень плохая реакция, дедушка звонил, говорил ужасные слова, мол, как ему теперь выходить на улицу, как смотреть соседям в глаза. Кстати, потом он отошел, раны зажили.
Моя мать тоже была очень расстроена. Она мать-одиночка, я у нее один ребенок, она вложила в меня все, и, возможно, это вызывает у нее разочарование. Сложнее всего было, когда она познакомилась с моей девушкой — она приняла ее очень плохо и нам с девушкой пришлось переехать и жить отдельно. Хотя и это ее не успокоило – ругала меня за то, что я ее бросила. И все же это было больше связано с эгоистичными чувствами матери, чем с гомофобией. Так совпало, что в тот период, у меня была работа, где мне постоянно приходилось примерять роль гетеро. Если я предлагала парню просто дружить, мне говорили, что у меня комплексы. Не станешь же всем рассказывать, что ты лесбиянка. В то же время я человек, который пытается создать комфорт окружающим, что, в конце концов, очень плохо на меня подействовало — ну, ты всем нравишься, но на самом деле тебя никто не знает. Сегодня я говорю об этом просто, но я очень болезненно вспоминаю этот этап своей жизни.
Сейчас у меня хорошие отношения с мамой, мы живем вместе и на данный момент нет проблем. Мы разговариваем, я объясняю ей, она хочет все знать и я ценю это. У нее еще есть какие-то надежды, но эта надежда теперь больше связана с внуками. Она просто хочет, чтобы у нее были внуки.
Опыт
Я не помню никаких плохих переживаний, связанных с тем, что я квир. Помню, когда я училась в 10-м классе, мои одноклассники говорили очень гомофобные вещи, и как только они узнали обо мне, то ограничивались стандартными раздражающими вопросами, однако, в конце концов, они тоже приняли эту новость. Больше раздражали отношения с мужчинами – когда я говорила, что я лесбиянка, это всегда вызывало удвоенный и утроенный сексуальный интерес, и мне было очень плохо из-за этого. Больше интереса, больше напора… Вместо того, чтобы отстать.
Были постоянные вопросы о том, «что у меня за травма», и эти вопросы исходили от моих друзей и коллег. Мне говорили, что я должна расстаться со своей девушкой, потому что «парень мне больше подойдет». Моя партнерша менее женственна, что в этом отношении облегчает задачу, хотя в то же время, с другой стороны, ей сложнее. Между прочим, никогда не говорили, что «это пройдет». Если бы мне сказали это прямо, я бы дала прямой ответ, я постоянно давала знать, что понимаю, что люди имеют в виду, и их слова сопровождались этим скрытым подтекстом.
Я потеряла подругу детства из-за того, что я квир. Хотя нет, я ее не теряла, я никого не теряла, просто случалось так, что мне говорили – «ой, знаешь Ната, я тебя очень люблю, но я гомофоб и я против всего этого». Я знаю, что некоторые люди, мои друзья детства, очень негативно относились к моей ориентации, насмехались за спиной, но я даже не знаю конца этих историй.
«Квир-права всегда в последнюю очередь»
Мне очень сложно обсуждать и отличать проблемы квир-женщин от проблем женщин вообще. Все мое понимание этой проблемы связано с тем, что разницы нет, а на самом деле – есть. Я нередко узнаю истории о том, что детей выгоняли из дома и не принимали из-за того, что они квир. Например, мою подругу заперли в доме и попросили подумать над тем, что она говорила. Также очень большим препятствием является вопрос равноправного брака, но мы не можем сегодня говорить об этом, потому что такая же проблемв есть во многих странах. Как-то можно бороться с неправильным мышлением людей, но нельзя бороться с законом, который говорит тебе, что ты не имеешь права иметь семью, не имеешь права вступать в брак.
Теперь они отнимают возможность усыновить ребенка, если вы не состоите в браке с мужчиной. Это тоже плевок в лицо, как квир-женщинам, так и женщинам вообще. Я бы тоже могла иметь ребенка, растила бы его вместе со своей девушкой, мы были бы «друзьями», воспитывающими ребенка. Но нам не позволено. У нас нет права на брак, нет признания, вообще ничего. Ужасно, но даже чувства несправедливости в этом отношении пока не ощущается, потому что в направлении квир-прав, прежде чем мы получим право на равноправный брак, предстоит сделать еще слишком много шагов.
Когда я думаю о том, что должно сделать государство для улучшения состояния квир-людей, я думаю, что оно должно перейти к прямым действиям и признанию наших прав. Закон надо ужесточить – если я лесбиянка и кто-то из-за этого использует в мой адрес язык ненависти, за этим должна последовать соответствующая реакция. Однако государственной воли нет и квир-права – всегда в последнюю очередь.
Будущее
Мы с подругой собираемся уехать из Грузии. Мы хотим жить вместе, иметь семью. Мы не хотим, чтобы про нас говорили — «девушки живут вместе и они – лесбиянками», чтобы кто-то приходил и допрашивал о лесбиянстве. Мы хотим быть семьей, быть принятыми, вместе работать, имели право думать о будущем, о доме, даже о чем-то общем — зачем мне моя собственность, если она не может быть для моей жены? Или если я не смогу пользоваться ее имуществом. Мы хотим позаботиться о своем будущем, а не просто быть лесбиянками, которые никого не раздражают и находятся максимально в тени.
Каминг-аут твоя сила!
Я хочу сказать квир-людям, чтобы они изо всех сил старались не отступать из-за того, что они квир, и не останавливаться на одном месте. Мы говорим другим, что это нормальная история и это только наша ориентация, так что относитесь к этой истории как можно проще. Не бойтесь и знайте, что каминг-аут — это ваша сила. Знайте, что у вам полагаются услуги, знайте, что рядом с вами очень много людей, и знайте, что у вас большая семья — мы маленькая, но большая семья.
Интервью подготовлено при поддержке Фонда «Женщины в Грузии» (WFG).
