«Хочу сказать всем, что невозможно добиться изменений и равенства без человеческой активности, особенно когда государство не желает этого», – заявила Самира Байрамова, этническая азербайджанка, правозащитница, протестовавшая в феврале 2022 года против открытия
«Представьте, что однажды вы проснетесь и окажетесь членом этнического меньшинства, а также квир-человеком, какой будет ваша жизнь? Наверное, это сложно представить», — говорит Рахиб Сеидли, молодой человек, занимающийся вопросами интеграции и прав этнических азербайджанцев. Он считает, что вне зависимости от
«Представьте, что однажды вы проснетесь и окажетесь членом этнического меньшинства, а также квир-человеком, какой будет ваша жизнь? Наверное, это сложно представить», — говорит Рахиб Сеидли, молодой человек, занимающийся вопросами интеграции и прав этнических азербайджанцев. Он считает, что вне зависимости от того, о чем идет речь – о гендерных проблемах, недостатках системы образования, проблемах с питьевой водой или любых других проблемах, «необходимо озвучивать собственную позицию». Поэтому он постоянно старается открыто высказывать свое мнение.
Рахиб, представитель национальных меньшинств, рассказал нам о трудностях повседневной жизни ЛГБТКИ, дополнительных барьерах на пути достижения равноправия, а также о связи интеграции и принятия.
Принятие нацменьшинств — серьезная проблема в Грузии, а когда ты при этом ЛГБТКИ, ситуация еще хуже. Отсутствие информации или меньшая доступность значительно усугубляют ситуацию. Часто люди даже не знают значения общеупотребительных терминов, например, определения аббревиатуры ЛГБТКИ, поэтому проявляют большую агрессию по отношению к чуждому для них вопросу. Для них ЛГБТКИ ассоциируются с безнравственностью. Из-за этой среды квир люди меньше знают и принимают свою идентичность. Они не знают, как объяснить свои различия с окружающими людьми. По этой и многим другим причинам практически нет квир-этнических меньшинств, открыто заявляющих о своей сексуальной ориентации.
Языковой барьер для нацменьшинств является серьезной проблемой даже в 2022 году, и в этом частично виноваты власти. По сути, они ничего не делают для облегчения изучения государственного языка. Помню, когда я учился в школе, у специалиста по грузинскому языку не было должного знания, и поэтому мы не могли нормально изучать государственный язык. И после окончания школы мы должны заплатить 2250 лари, чтобы выучить грузинский язык на начальной ступени высшего образования.
Различные организации работают над интеграцией этнических меньшинств и вопросами равноправия, хотя в их повестке часто не учитывается языковой барьер. Такие недостатки усложняют отношения и заставляют человека терять доверие.
Зачастую информация, распространяемая различными СМИ, организациями, государственными органами, не адаптирована для людей, говорящих на разных языках, проживающих в стране, что является не меньшей проблемой. Когда ты пишешь и работаешь над проблемами азербайджанского и армянского народа, а публикуешь заявление или материал только на грузинском языке, то с чего ты должен ожидать, что это будет эффективно?!
Помимо языкового барьера, есть много других проблем – образовательная инфраструктура не оснащена, находится в аварийном состоянии. Более того, в муниципалитетах Дманиси Болниси, где большая часть населения составляют этнические азербайджанцы, как правило садов вообще нет. К этому добавляется проблема дорог, водо- и газоснабжения, возможности по сути нет, а когда есть такие острые проблемы, вопросы равноправия для населения уже не важны. Поэтому какой будет повседневная жизнь ЛГБТКИ? К проблемам, общим для этнических меньшинств, добавляется травля ЛГБТ-подростков. Над ними издеваются в школе или дома, и часто агрессорами или фасилитаторами являются сотрудники школы. Когда ученик идет к представителю администрации и рассказывает о случае травли, ответ не должен быть о том, что решение в том, чтобы лучше приспособиться к определенной для него социальной роли или меньше обращать внимание на факты притеснений.
Эта острая ситуация усугубляется религиозными представлениями. Он продвигает множество стереотипов, которые ставят ЛГБТК-людей и женщин в неравное положение. Людям постоянно говорят, что Бог их не любит, и эти внушения часто исходят от мужчин.
Я часто думаю, что даже в новом поколении отношения существенно не меняются. Девочки более открытые и их взгляды тоже сильно изменились, но не у мальчиков.
В моем подростковом возрасте пространства для общения у нас не существовало. Если в районных центрах есть места сбора в каком либо виде, то для сел это ничего не меняет. Как этнические азербайджанцы, мы не часто ездили в Лагодехи, потому что у нас была проблема со знанием грузинского языка, и это был стрессовый опыт.
Если у молодых людей нет возможности собираться, знакомиться, обмениваться идеями, как должна измениться ситуация?! Я не ожидаю, что власти будут работать над путями решения этих и других проблем, хотя считаю, что более активный и слаженный процесс работы организаций, работающих в разных направлениях, облегчит решение проблем.
Хотя ежедневные тяжелые жизненные проблемы мешают надеяться на лучшее, я хочу призвать людей не терять надежду. Я верю, что все изменится к лучшему. Если вы ЛГБТКИ-человек и в то же время представитель этнического меньшинства, вам предстоит пройти нелегкий путь, но верить в лучшее – это самое главное.
«Хочу сказать всем, что невозможно добиться изменений и равенства без человеческой активности, особенно когда государство не желает этого», – заявила Самира Байрамова, этническая азербайджанка, правозащитница, протестовавшая в феврале 2022 года против открытия в г. Марнеули офиса пророссийской и насильственной группировки «Альт-Инфо». Однако ее борьба с деструктивными силами за равенство, за этническую интеграцию, за права женщин и против ранних браков началась гораздо раньше.
Правозащитная деятельность, которая является частью ее природы — начало активизма.
«Почему я начала правозащитную деятельность? У меня нет точного ответа, это происходило независимо от меня, я видела проблемы, я хотела что-то скачать, но будто закрывала глаза. Но я чувствовала обязанность, которая есть у каждого человека, поэтому я решила принять участие».
Она начала заниматься активизмом в 2009 году и, как она мне рассказывает, с самого начала для нее были особенно важны вопросы ранних, принудительных браков и похищений, что привело к размышлениям о правах женщин, лучшей оценке пагубных последствий этнического неравенства, трудовой деятельности и защите прав человека в целом.
«Свою активистскую деятельность я начала в 2009 году, и причиной тому было то, что я видела вокруг себя несправедливость, как по отношению к себе, так и к окружающим, и отсюда возникло желание что-то изменить. Одной причиной были люди, а другой, я думаю, отголоски внутренних процессов — может от природы человек такой, который не мог видеть несправедливость и бездействовать. Поэтому этот процесс начался естественно, и мое видение со временем изменилось. Первое, что бросилось в глаза, это нарушение прав детей: Ранние браки, насилие, браки по принуждению и похищение людей; за этим последовали мысли о нарушениях прав женщин. Тогда я поняла, что нарушаются не только права детей и женщин, но и права этнических меньшинств и других людей. В районе, населенном этническими азербайджанцами, я начала активную и просветительскую деятельность. С опытом пришло и лучшее понимание того, сколько проблем вокруг меня. На вопрос – почему я начала правозащитную деятельность? – у меня нет точного ответа, это происходило независимо от меня, я видела проблемы, я хотела что-то скачать, но будто закрывала глаза. Но я чувствовала обязанность, которая есть у каждого человека, поэтому я решила действовать.
Я начала деятельность в регионе Квемо Картли, где в то время о разрушительных последствиях ранних браков еще не говорили открыто, это даже считалось постыдным. Поэтому, когда я говорила на подобные темы, меня часто критиковали. Задавали риторические вопросы: ТЫ что, росла не в семье? Тебя в университет учили с традициями бороться? И тому подобное, как будто в семье должны учить не говорить о темах, которые они считали постыдными, что ранний брак – это по сути, часть культуры, и идти против нее значит нападать на традиции или вторгаться в личную жизнь. Работала с детьми, учителями, женщинами, мужчинами — проводила тренинги, организовывала встречи, ездила в разные сельские школы, можно сказать, что побывала во всех школах района, провела около 300 встреч за последние 13-14 лет, направленных на повышение осведомленности. Я встречался и с этническими азербайджанцами, и с грузинами, потому что это всеобщая проблема.
Мы проводили встречи, говоря женщинам, что они должны быть более активными и более вовлеченными в процесс изменений, но реальной возможности для этого нет. Я планирую встречи в разных деревнях, где люди в основном занимаются сельским хозяйством, работают в полях, получают мизерную заработную плату, а работа для них самое главное. поэтому я часто проводила встречи на рабочих местах, которые менялись в зависимости от времени года: Зимой – теплицы, в другой раз – просторы полей. Так людям было удобно и они поняли, что мы интересуемся их потребностями, вызовами, мы старались, мы адаптировались к их повседневной жизни и в подобных ситуациях они гораздо лучше понимали, что нуждаются в большей информации, что должны рассказывать о своих проблемах, обсуждать способы их решения.
У мужчин больше пространства для социализации — чайхана, места сбора в разных частях села, они гораздо более социализированы, поэтому легко рассуждают на разные темы. А вот женщины лучше осознают потребности и в основном обсуждают пути решения, ведь они непосредственно сталкиваются с проблемами, это их повседневность, их пройденный путь. Женщины лучше знают, что такое проблемы водоснабжения, они занимаются хозяйством, поэтому ежедневно думают об этих проблемах».
Активистская деятельность она начала в одиночку. Самира вспоминает, что в то время люди вообще не интересовались гендерными вопросами, даже не знали значения этого слова, а многие единомышленники отстранились, столкнувшись с трудностями.
«Я начала свою правозащитную деятельность одна. Вопросы гендера и равенства мало кого интересовали. А те, кто интересовался, сталкивались с таким сопротивлением, что у них опусклись руки. Позже я начала работать с различными общественными организациями, потому что индивидуальных ресурсов не хватало для решения тех или иных проблем – мне требовалась адвокатура, юридическая помощь, часто местные активисты отстранялись, когда видели угрозу конфронтации и я оставалась одна. Люди видели, что когда занимаешься активизмом, гораздо сложнее найти работу, завязать связи, поэтому многие отказываются от правозащитной деятельности. Другие приходили и уходили, многие, казалось, были вовлечены в деятельность, но в решающие моменты, когда требовалось больше энергии, вовлеченности и умения идти на риск, они уходили. Мы организовывали встречи, а в назначенный день никого не было рядом. Потом это оправдывалось нерешительностью, реальным отсутствием проблемы, или люди честно говорили, что им тяжело. На меня это все равно не влияло, и я понимала, что многим не хватает сил или баланса между личными проблемами и проблемами социальными».
Государство, для которого забота о человеке так и не стала приоритетом
Общество не считает наличие личной жизни у мужчин унижающем их достоинство, в отличие от женщин, для которых это опасное состояние, мешающее быть в активной роли – женщины, у которых есть личная жизнь, считаются виновными.
Говоря о необходимости равенства, мы также коснулись опыта прошлых лет. Самира сказала, что с 1990-х годов Грузия не смогла стать государством, адаптированным к социальным потребностям людей, что только ухудшило положение. Теперь, когда женщины, у которых есть личная жизнь, считаются преступницами, к тому же находятся под тотальным контролем, женский активизм стал еще сложнее.
«Если судить с точки зрения моего окружения, люди раньше были более равными в своем обществе, но у них не было свободы. С 1990-х годов, когда экономический коллапс привел к перестановке приоритетов, образование, равенство, саморазвитие стало второстепенным, главным было выживание. Именно поэтому мы не смогли стать тем государством, для которого защита человека, забота о его здоровье, содействие развитию, обеспечение должного образования были бы приоритетом. Эта ситуация также нанесла ущерб равенству, и это противоречит принципам свободной демократии. Мы пренебрегли социальным обеспечением. В более широком смысле активные женщины также участвуют в политике, но их роль как лиц, принимающих решения, все еще поверхностна – голоса женщин должны быть громче. Но гораздо важнее, чтобы люди не были проводниками общей политики, их индивидуальные голоса и мысли должны быть услышаны. Более того, в нынешней ситуации, когда прослушивание носит повсеместный характер, женщинам терять гораздо больше, потому что наша личная жизнь много обсуждается, общество не считает личную жизнь мужчин унижающей их достойной, в отличие от женщин, для которых это опасное состояние, мешающее быть в активной роли — женщины, у которых есть личная жизнь, считаются виновными».
«Тема Самиры» одинаково важна для всех
Я была в противостоянии с радикальными группами, потому что говорила о равенстве, религиозных правах, свободе, необходимости равных возможностей.
Несмотря на угрозы, постоянные попытки опорочить репутацию, противостояния с местными властями, ее правозащитная деятельность не прекратилась, более того, она активно начала работать не только над вопросами равноправия, но и над поиском путей решения других социальных потребностей. Наверное, это и привело к связи с населением, осознанию того, что точка соприкосновения правозащитника с народом гораздо больше, чем отличительный знак.
«10 лет назад «гендер» был для многих иностранным словом, ранние браки вообще не обсуждались. В первый период правозащитной деятельности ранние браки и гендерные вопросы назывались «темой Самиры», и эти слова всегда использовались в социальных сетях при распространении различных историй. Это не тема Самиры, это проблема всех, которую не я идентифицировала.
Я замечаю, что тенденция как-то изменилась. Люди поняли, что это не было частью религии, культуры или менталитета. В начале, когда мы приходили в семью с сотрудником полиции, к делу подключалась вся родня, поэтому приходилось портить отношения с родственниками, знакомыми или местным самоуправлением, т.к. были частые случаи, когда мы встречались с родственниками должностных лиц органов местного самоуправления. Нередки были и угрозы — мне звонили, писали, присылали сообщения с фейковых аккаунтов, прямо в соцсетях оскорбляли лично, призывали не приезжать в село, потому что я попираю культуру народа. Когда я ездила в села, самоуправление меня не любило за то, что я говорила о ранних браках и в то же время упоминала и другие проблемы местных жителей, будь то водоснабжение или какой-то другой социально значимый вопрос.
Люди говорили мне, что их голоса не доходили до центральной власти и просили о помощи, что не нравилось местным властям. Часто, когда я выезжала в села по просьбе местных, мы выходили в прямой эфир и обсуждали местные проблемы, что вызывало раздражение. Самоуправление часто даже не рассматривало мое заявление, не обращало на него внимания, не реагировало на угрожающие заявления и говорило мне, что ничего опасного они не видят, милиция, по сути, нас не защищала, но из-за постов, написанных на моей странице в Facebook, меня вызвали на допросы и спрашивали, почему я разместила тот или иной пост, и в чем причина.
Я активно говорила о проблемах, и у различных представителей СМИ и неправительственных организаций появился интерес, они приходили и пытались исследовать различные вопросы, которые они все же считали организованными мной.
Я говорила о бездействии местного самоуправления, я выступала против радикальных группировок, потому что говорила о равенстве, религиозных правах, свободе, о необходимости равных возможностей, что беспокоило многих.
Мне приходилось прояснять дела на многих разных уровнях: с полицией, правительством, народом, религиозными группами, а также местными неправительственными организациями, члены которых не признают политику равноправия, они работают по шовинистическим вопросам. Подобные организации финансируются государствами, интересы которых эти группы преследуют, и они прямо противостоят политике внутренней интеграции, к которой я и мои коллеги стремимся. Наблюдение и слежка во время посещения собраний в деревнях было обычным явлением».
Что делает государство для поддержки женщин, оставшихся в одиночестве в раннем возрасте?
Повышение осведомленности — это хорошо, но, когда правоохранительные органы бездействуют, и в сущности не работают законы, человек остается без какой-либо помощи и поддержки.
Самира Байрамова говорит, что одной из главных проблем опять-таки является бездействие государства, из-за чего усилия правозащитников часто бывают напрасными. Самира задается вопросом, что делает государство для содействия социализации женщин, пострадавших от ранних браков? И на этот вопрос есть ответ: можно сказать – ничего.
«И сейчас бывают случаи ранних браков. Уже не так часто, как было много лет назад, но самое главное, что изменилось – люди уже понимают, что это проблема, это карается законом, это не является частью культуры и религии. Подростки также лучше понимают, насколько велика проблема раннего брака для их физического и психического здоровья, для их будущего. Нужна постоянная работа неправительственных организаций в этом направлении, но особенно важно, чтобы государство было более активно вовлечено, больше интересовалось вопросом. Мы можем активно работать над повышением осведомленности или обращаться в правоохранительные органы в конкретных случаях, но мы все равно возвращаемся к роли государства. Это масштабная проблема, которая включает в себя форму отношений с полицией, правильное судопроизводство, образовательные инициативы, и если не будет воли государства, ничего не выйдет. Можно сказать, что наша работа также тратится впустую.
Еще одной проблемой является проведение консультационных встреч для женщин, пострадавших от домашнего насилия, ранних браков. Например, в Рустави есть специальный центр, но проехать 200 километров от Дманиси многим очень сложно. Вопрос проживания в приютах тоже проблематичен, потому что они часто переполнены. Особых усилий требует решение проблемы экономической несостоятельнсти женщин.
Проблемой также является раздел имущества после развода, сложность выплаты алиментов, так как часто люди не имеют официальной зарплаты, берут ее на руки. Это накладывает всю тяжесть материальных проблем на женщину, из-за этого многие женщины не решаются уйти из жестокой семьи, и вернуться в собственную семью, так как и там сталкиваются с трудностями.
Например, состоялся ранний брак, девушка не хочет жить в этой семье и уходит во временный приют. Что после ее ухода делает государство, чтобы полностью социализировать этого человека? Даже общество часто не готово принять разведенную женщину. Нет ни школы, ни общества, ни системы, которая помогла бы ей утвердиться, она воспринимается как «опозоренная» женщина, а угнетение часто считается нормальным явлением.
Были конкретные случаи домашнего насилия, когда с мужчины не могли взыскать алименты, потому что он получал зарплату на руки, а дом, в котором они жили, оформлен на отца мужчины и женщина не могла претендовать на долю. Фактически в это время молодой женщине приходилось начинать строить все с нуля. Повышение осведомленности — это хорошо, но когда правоохранительные органы бездействуют, и по сути, не работают законы, человек остается без какой-либо помощи и поддержки. Когда другой потерпевший видит, что человек в его состоянии прошел сложный путь, он уже не может принять решение – не идет в суд, не идет к нам, потому что нет надежды. Знает о неудачных попытках и чувствует, что его случай ничем не отличается. Он думает, что если ему все равно предстоит пройти путь страданий, то лучше иметь крышу над головой, еду и терпеть насилие.
Проблема домашнего насилия в регионах стоит гораздо острее, так как работа сервисных организаций намного сложнее. Поэтому необходимо иметь бесплатный детский сад, благоустроенную школу, преподавать вопросы полового воспитания. Что в этом плохого?! Должны проводиться тренинги, люди должны знать с юных лет, что и как. Школы должны создавать свободную и равную среду, в которой люди не чувствуют превосходства над другими, и каждый имеет право на качественное образование».
Дефицит активизма и молодежь, создающая ресурсы на местном уровне.
Нам нужна практическая работа, чтобы преодолеть трудности, а в настоящее время у нас не хватает ресурсов. На мой взгляд, основная практическая работа заключается в том, чтобы взять на себя ответственность, ведь перемены требуют больших усилий.
Самира говорит, что ситуация меняется к лучшему, гораздо больше организаций работают над вопросом равенства и интеграции, однако она считает, что в той части практической работы, которая необходима для осуществления перемен, у нас большая нехватка ресурсов.
«Сейчас многие организации работают над вопросами равноправия и гендера и в этот процесс вовлечено гораздо больше молодежи, но активность многих молодых людей по-прежнему ограничивается лишь социальными сетями. Необходимы практическая работа, вовлечении в процесс адвокации, и эффективные шаги.
Очень важно говорить громко в социальных сетях, поднимать различные вопросы, повышать осведомленность. У нас есть проблемы, мы знаем суть проблем, мы также знаем пути решения проблем. И что дальше? Нам нужна практическая работа, чтобы преодолеть трудности, а в настоящее время у нас не хватает ресурсов. На мой взгляд, основная практическая работа заключается в том, чтобы взять на себя ответственность, ведь перемены требуют больших усилий.
Многие студенты, когда поняли, что возникла проблема с доступом к ресурсам, стали создателями этого ресурса на местном уровне. Они открыли в своих домах общественные центры, где учат английскому, грузинскому, рисованию, а также покрывают часть неформального образования. Это очень хороший процесс, потому что во многих селах нет общественного транспорта и у детей нет связи с городом. Дефицит общения мешает социализации, что усугубляется вызовами пандемии и, можно сказать, что подростки изолированы, поэтому особую роль играют общественные центры.
Для домохозяек, которые вынуждены целый день сидеть дома и не имеют возможности выйти на улицу, должны быть созданы возможности, которые помогут им стать экономически сильнее и социализироваться, ведь без этого нельзя развиваться. Когда у человека серьезные финансовые проблемы, он не может ни учиться, ни заниматься личным развитием. В селах должны быть пространства для общения, нормальный общественный транспорт, в селе должны быть работающие дома культуры, которые закрыты и работают только во время выборов, чтобы люди могли прийти проголосовать. Люди не участвуют в культурных и социальных процессах, они не активны. Для молодежи, проживающей в селе, ничего нет – ни парков, ни нормальной дороги, ни благоустроенных стадионов, ни школы, которая может удовлетворить потребности подростков. Во многих селах проблемы с водоснабжением, которые усугубились во время пандемии. Мы проводили кампании по вопросам гигиены, говорили о важности частого мытья рук. Люди отвечали, что все это звучало как шутка, потому что у них нет самого главного – воды. Когда вам приходится покупать питьевую воду, как вы можете думать о большем?».
Навруз Байрам – национальный праздник, который может стать путём к интеграции
Мы можем возродить забытые традиционные праздники, что создаст центр еще большей социализации. Культура сближает и объединяет людей, поэтому она может стать путём к интеграции.
Культурная интеграция шла по пути достижения равноправия, социализации и этнической интеграции, поэтому в последние годы особое внимание уделяется повышению роли национальных праздников. Более того – такие праздники, как Новруз Байрам, по мнению Самира имеют немалый потенциал для привлечения туристов, но государство об этом не печется.
«Моя главная цель — способствовать человеческому равенству, социализации, интеграции, и я считаю, что культура — эффективный способ добиться этого, поэтому сейчас стараюсь активизировать работу в этом направлении. Навруз Байрам отмечают многие, следовательно, это хороший путь для социализации, для интеграции, потому что это важно не только для религиозных меньшинств, но и для других заинтересованных групп. Это часть культуры, традиционный праздник, в котором должно участвовать много людей. Поэтому я подала заявку на то, чтобы Новруз-Байрам объявили официальным выходным, а 21 марта — всеобщим праздником. [Новруз Байрам является официальным праздником в районах проживания этнических меньшинств, но не в Грузии в целом], однако я получил отрицательный ответ на эту инициативу. Новруз Байрам давно упоминается в грузинских исторических источниках и памятниках художественой литературы, является частью нашего нематериального наследия и даже может стать важным туристическим событием. Государство, говорит, что ему важны религиозные меньшинства, но по сути по таким важным датам до сих пор нет согласия. Кроме того, мы можем возродить забытые традиционные праздники, которые создадут центр еще большей социализации. Культура сближает и объединяет людей, поэтому она может стать путем к интеграции.
Еще одна проблема, о которой я активно думаю, — это доступ к высшему образованию. Для тех граждан Грузии, которые не могли обучаться грузинскому языку в школе, поскольку на то не было воли государства, был создан годичный языковой курс, который начинается после выпуска из школы, и ответственность за финансирование этого курса снова лежит на частных лицах. Почему человек должен отвечать за недочеты государства? К тому же бесплатные приоритетные программы для людей уже не являются бесплатными.
Государственная политика в отношении этнических меньшинств проблематична. Гражданам самим приходится искать пути интеграции. Можно сказать, что государство – это частное учреждение для этнических меньшинств, за услуги которого им нужно платить деньги. Еще один непонятный подход — вовлечение Азербайджана в вопрос интеграции этнических азербайджанцев в Грузии. Почему интеграция граждан Грузии должна зависеть от другого государства? Например, Азербайджан открыл спортивный комплекс, создал интеграционный центр и реализует другие инициативы. Мы налогоплательщики, о потребностях которых государство не заботится.
В период пандемии имел место факт дискриминации, который лучше объясняет суть этой проблемы. Комендантский час был снят в праздничные дни, даже отменен из-за одной из спортивных игр. Мы официально попросили во время Новруз-Байрама снять ограничение на несколько часов. Этот запрос был направлен в Комитет по делам религий, что неправильно – это национальный праздник, и его следует квалифицировать таковым. Мы, конечно же, получили отказ на наш запрос, несмотря на то, что общество, партии и Народный защитник обращались к государству, вот я и решила 21 марта выйти на улицу и отпраздновать праздник, во что никто не верил. В этот день я все-таки вышла на улицу, ко мне присоединились друзья из Тбилиси, местные жители, это освещали СМИ, меня поддержал президент и мы смогли отпраздновать Новруз Байрам. Однако в это время, когда происходит масштабное мероприятие, полиция должна быть на месте для поддержания порядка, но они просто исчезли из Марнеули. К организации массового мероприятия должны быть причастны все, а ответственность переложили на нас. Это был один из самых важных дней в моей деятельности, когда мы показали всем, что женщины обладают великой силой и могут что-то изменить, многое изменить. Мы, этнические азербайджанцы, женщины, вынуждены сталкиваться с двойными стандартами государства и поэтому часто не имеем возможности принимать активного участия в социальных процессах».
Пророссийские силы, которые разжигают межнациональную рознь, но остаются безнаказанными
Как группы, находящиеся в прямой оппозиции официальной внешней политике государства, нарушающие все международные соглашения и конвенции, умудряются усиливать свое влияние?
В конце разговора мы снова вернулись к «Alt-Info». Она рассказала, что у нее был случай противостояния деструктивным силам в период пандемии, поэтому она прекрасно осознает, насколько опасно находиться под влиянием такой силы.
«Я не просто сделала заявление об «Альт-Инфо» — оно напрямую связано с моим опытом. Во время пандемии я и представитель одной из исламских организаций подали в суд на мэрию, потому что считали – деньги, выделенные в Марнеули, распределялись дискриминационно. В районе, где большинство составляют религиозные меньшинства, сумма не должна распределяться непропорционально. Выделяемая на нужды меньшинства сумма не должна быть в 30 и более раз меньше, чем для представителей другой религии. Моя просьба была вообще не выдялять им денег, потому что они и так получают контрибуции от государства. Зачем тратить лишние деньги на их нужды без особых основыний? Я хотела, чтобы эти деньги пошли на нужды социально незащищенных людей и людей с ограниченными возможностями.
В качестве третьего лица в деле суд привлек епархию, а не какую-либо другую религиозную организацию, хотя наше обращение касалось мэрии. Потом архиерей епархии сказал, что мы этнические азербайджанцы, представители меньшинства, и какое мы имеем право жаловаться в мэрию, как у нас хватило смелости, ведь нас считают гостями, приезжими в Грузию. Епархия имела тесные связи с «Грузинским маршем» и неважно – марш это или альт-инфо. В этот период приехали представители бандформирований, провели большой митинг в Марнеули, пророссийские СМИ написали статьи, наносящие ущерб моей репутации, в «Объективе» меня прямо назвали сепаратисткой и сделали обо мне программу, обвинив меня в разжигании межнациональной розни.
Наверное, если бы не началась пандемия, мне было бы опасно ходить по улицам, потому что в социальных сетях снова началась волна ненависти, ругани и аскарблений. Когда я шла на работу, за мной следовала машина, и водитель пытался запугать меня наездом. Я прошла этот путь и поэтому хорошо понимаю, насколько опасны эти люди и подобные группы для Марнеули. Меня тогда вызвали на допрос в Министерство как потерпевшую, но допрос вели так, как будто я была виновницей. Эта история показала мне, что у государства нет желания защищать нас от деструктивных сил.
Куда смотрит государство, когда идет противостояние двух сторон, проходят митинги, не охраняется безопасность активистов или граждан? Почему оно не задерживает представителей деструктивной силы, разжигающие межнациональный конфликт?
Сейчас я вижу «Альт-Инфо» возле бывшего офиса «Грузинского марша», в котором работают те же люди, которые, как и раньше, пытаются разжечь межнациональный конфликт. Во время истории с «Давид Гареджи» пытались сделать то же самое – хотели связать эти события с этническими азербайджанцами. Как группы, находящиеся в прямой оппозиции официальной внешней политике государства, нарушающие все международные соглашения и конвенции, умудряются усиливать свое влияние? Создается впечатление, что государство заинтересовано в деятельности этих групп. А иначе, как же они могли спокойно открывать офисы, работать, сотрудничать с государственными структурами? Кроме того, все мы хорошо знаем, откуда финансируются эти силы. Вопросов много, а ответов у государства нет».
14 марта, через несколько дней после записи интервью, Самира Байрамова вывесила украинский флаг на баннере офиса «Альт-Инфо» в Марнеули и оставила подпись «Россия — оккупант», за чем последовали сообщения с угрозами в адрес активистки. Самира пожаловалась в полицию на сообщения и была вызвана на допрос. Активистка написала на своей странице в Facebook, что глава Марнеульского офиса «Alt-Info» Джонни Кочкиани подает заявление в полицию и требует компенсации.
